Мне нужно думать о том, что все происходящее – сон. Так будет проще всего воспринимать реальность. Или не реальность, но то, что окружает меня, то, что происходит вокруг. Нужно пытаться не думать, следует лишь действовать и не забывать об осторожности. И меньше болтать. А по возможности – не болтать вообще. Появиться, исчезнуть и забыть об этом проклятом дне, о тех проклятых днях и больше никогда не возвращаться к этой теме. Больше никогда не возвращаться к ней. Больше никогда с ней не сталкиваться.
Странная тенденция моей жизни: я обещаю себе никогда ее не видеть, твержу о том, что она для меня никто, и действительно забываю о ее существовании. А потом происходит так, что она снова оказывается на моем пути, и каждый раз мы спасаем друг другу задницы. Сколько раз это было уже? Три? Пять? Семь? Я сбилась со счета. Разве что когда-то я обещала себе, что в следующий раз не промахнусь, и моя палочка не дрогнет – я убью ее. Теперь не обещаю. Практика показала, что я не сделаю этого, что бы ни случилось. Мало того, я привыкла отдавать долги – лишь для того, чтобы после не быть должной. За дорогого мне человека, за себя, теперь за сына. Именно она была рядом, когда он появился на свет, и ей чудесным образом удалось спасти жизнь и мне, и ему. Не окажись ее под рукой, кто знает – были бы мы сейчас здесь?
Хотя, если бы не Рудольфус, я никогда бы этого не сделала. Не потому что он знал единственный способ того, как спасти ее, и не потому что он смог уговорить меня решиться на этот шаг. Он дал понять, что выход есть и напомнил мне о том, что было несколько месяцев назад. А, может, и не следовало – об этом теперь всегда будет напоминать маленький Дольфик.
У нас было очень мало времени. У меня – слишком много. И никакого опыта пользования лишними часами, кроме понимания о том, что я могу разрушить абсолютно все. Каждую частичку всего мира. В принципе, мне плевать на весь мир, но мне не плевать на мой собственный мир, пусть даже он и объят войной. Не плевать на сына, на мужа, на Темного Лорда, на сестру. Сестер.

У меня руки дрожат, я тревожно дотрагиваюсь до спящего сына, а Рудольфус в очередной раз напоминает мне об осторожности. Когда я слышу это в пятнадцатый раз, я готова взбеситься, но стараюсь себя успокоить – сейчас не время для споров.  Он сам одевает мне на шею хроноворот, и в этот момент у меня почему-то странное ощущение, словно бы меня окатило холодной водой, хотя магия работать еще не начала.
Мне не хочется идти в комнату, куда поместили Андромеду. Я была там всего один или два раза, все остальное время к ней заходили эльфы или мой муж. Один раз она держала меня за руку, второй раз рассказала именно об этом фиале. Видимо, на тот момент вместо приступа боли или безумия проклятье вызвало в ней приступ болтливости. Я поверила ей лишь только потому что когда-то сама видела этот фиал и по моей же вине он уничтожился. А Рудольфус, оказывается, все это время имел небольшой секрет – припасенный со времен битвы в Министерстве хроноворот. Возможно, последний в этом мире. Ума не приложу, как ему удалось его сохранить, но если он захочет, он будет не таким уж глупцом.
Не знаю, сколько Меде еще осталось. Вообще мало знаю о том, что за проклятье в нее попало, но знаю, что жива она еще частично благодаря силе Лестрейндж-Холла, который каким-то образом поддерживает в ней жизнь с помощью своей магии.

Мне не хочется прикасаться к хроновороту, однако я понимаю, что в будущем это будет необходимо. Сейчас это будет делать Рудольфус. Нужно слишком много поворотов – мы высчитывали едва ли не всю прошлую ночь. До этого еще дольше вспоминали, когда именно происходили те события.
Муж целует меня в лоб, а мне хочется прижаться к нему – это я и делаю. А вдруг больше не смогу? Ведь я рискую. Слишком многим. Ради слишком малого.
Когда земля уходит из-под ног, я больше не вижу перед собой ярко освещенной маггловскими огнями улицу Лондона. Зато ее теперь освещают яркие закатные лучи осеннего солнца.   Прохладный сентябрьский день катится на убыль, но это место находится в далеком квартале, где почти нет прохожих. Самое удобное место для аппарации работников клиники святого Мунго. Так говорил Долохов когда-то. Тогда, когда отправлял меня именно в это место. А еще он говорил, что здесь идеально место для засады, а после мы еще довольно долго обсуждали то, как будет удобнее появиться из убежища.
Кажется, что я просто оказалась в другом месте, лишь очень похожем на предыдущее.
Я поспешно зашагиваю за первый попавшийся угол, после чего поспешно прячу драгоценный хроноворот под платье и мантию. На голову натягиваю капюшон так, чтобы лица было не видно, а на глаза надвигаю маску. Да, ту самую, которую носят Пожиратели Смерти. Так будет куда проще слиться с толпой.
Я знаю, что они находятся за соседним углом этого же дома, и знаю, что она будет проходимо прямо мимо него. Знаю место, где они нападут. Их трое, она одна.
Но тогда у нее не было меня.

Ожидание длится почти бесконечно. Секунда за секундой, и если я стою каких-то десять минут, то мне кажется, что прошел целый час. От волнения потеют руки, я сильнее сжимаю волшебную палочку, не желая выпускать ее ни на мгновение, а из-за маски дышать куда более трудно. Но, конечно же, я справлюсь. Мне ли привыкать?
Она появляется откуда ни возьмись. Такая молодая, что ее почти не узнать. Это видно по лицу, по светлым волосам, небрежно собранным на затылке, по цветастому платью, поверх которого мантия яркого лимонного цвета. В ее руках сумочка – самая простая и в то же время самая необходимая. В прошлый раз она упала, и это испортило все. И для нее, и для меня, а теперь и для нас. Сейчас я не могу этого допустить.

Она нападают на нее черным вихрем, окружают, и сумочка тут же падает из рук Андромеды. Я узнаю их: Эйвери, Рабастан и девушка, точнее молодая женщина, которая бросает самые отчаянные заклинания. Ни капли не изменилась за двадцать лет. Все так же смеется, все так же играет. Вот только в волосах у нее нет седины, а движения более резкие.
«Только перехватить фиал и не дать ему уничтожиться».
Надеюсь, мои волосы достаточно хорошо спрятаны под капюшоном, и я не буду слишком похожа на…нее.
- В сторону, быстро! – ору я Меде в тот миг, когда отказываюсь за ее спиной. Хватаю ее за руку, отталкиваю в сторону, но в то же время не отпускаю. Ведь сумка именно в той руке. – За угол, прячься. Живо!
Надеюсь, в этой суете она не узнала мой голос. Из палочки женщины (как же мне назвать ее Беллатрикс или собой?) вылетает луч, именно тот, что в прошлый раз попал в фиал Андромеды. Вот только теперь на этом месте нахожусь я.
Рефлекторно хватаюсь рукой за хроноворот, но не успеваю вытащить щит. Чувствую, как мое тело пронзает боль, а еще через миг ощущаю, как мое платье в районе живота увлажняется. Мернова борода, это кровь?!
- Сумку держи! – ору я Андромеде, и из последних сил кидаю заклинания в противников. Рабастану попадаю в ногу, Эйвери в затылок. Белле же не остается ничего, кроме того как схватить своих спутников и поспешно аппарировать. Впрочем, я не была бы собой, если бы мне не удалось бросить еще несколько проклятий в нашу сторону, только на этот раз они отправились в сторону Меды. Точнее не я, а она. Прошлая я.
- Сумка с фиалом цела? – шепчу я, но чувствую, что мое сознание проваливается в пустоту, а рана на животе кровоточит еще сильнее.
«Идиотка Лестрейндж. Сдалась тебе эта предательница крови… сейчас была бы с мужем и сыном, и не знала бы беды…»
А после мое сознание накрывает темнота. Пустота.

Я прихожу в себя, чувствуя, как под мои века проникают лучи яркого солнечного света. Следующее мое ощущение – это боль, насквозь пронзающая все мое тело, словно бы из меня медленно, по куску, вытаскивают органы, пожирая их, сдавливая. Хочется закричать от боли, но не удается издать и звука, получается лишь бессмысленно хватать воздух ртом, а после желать снова потерять сознание. У меня ничего не получается, так как тут же в голову приходит мысль о том, что я должна что-то сделать. Или должна была. Или сделала. Или нет?
Рядом со мной я чувствую какое-то движение, затем манипуляции, смутно знакомый голос шепчет заклинание, после чего я вдруг чувствую, что боль значительно уменьшается. Я все еще едва могу ощутить свое тело, но постепенно ко мне возвращаются мысли. А с ними начинается панический бред, раздражение, ненависть, желание что-либо сделать и до ужаса знакомое чувство полнейшей немощности.
«Провалилась… чем ты думала, старая идиотка, когда соглашалась на эту авантюру?»
Моя рука пытается потянуться вверх, чтобы нащупать хроноворот, проверить, цел ли он, но ничего не получается – я не могу ее поднять, а если могу, то просто-напросто не чувствую.
«Что тебе с мужем и сыном дома не сиделось? Сейчас подохнешь в прошлом, и, возможно…»
Сейчас не время думать о том, что, возможно, если я не вернусь назад, то не будет ни Дольфика, ни Рудольфуса, ни Темного Лорда. Ничего не будет. Нет, не думай.

А потом я чувствую какой-то резкий, но приятный запах, то, как мне в губы что-то тыкается, и каким-то чудесным образом мне удается увернуться, как только я понимаю, что происходит. Я отворачиваю голову от кончика пипетки и всеми силами стараюсь не принять в себя эту каплю. Не должно пропасть ни одной, к тому же, использование этого зелья может привести к самым невообразимым последствиям в этом времени. Я же как-то выкарабкаюсь.
Я таки нахожу в себе силы поднять руку, и вцепляюсь Андромеде в запястье, чуть выворачивая его, не давая капле упасть на меня.
– Не смей, – рычу я. – Сейчас же закрой фиал, не смей тратить ни капли. Ни одной!
Набираю в легкие воздух, стараюсь рассмотреть ее, но не вижу лица сестры, только размытые краски. Поздно. Я не удержала ее руки. Капля попала мне в рот.
Губы неприятно обжег горящий вкус зелья, а ведь на запах оно совсем иное – кажется приятным, светлым. Перед глазами снова все плывет, я не чувствую ничего, кроме того, что мое тело снова немеет, я отпускаю руку Андромеды как раз в тот момент, когда она падает. Мое сознание снова обволакивает темнота.
Прихожу в себя я тогда, когда слышу хлопок. Моя рука (чудесным образом вновь подвижная!) по привычке хватается за волшебную палочку, я предпринимаю попытку подняться, и третья увенчивается успехом. Мерлинова борода, неужели я была такой идиоткой в прошлом, что могла бы вернуться на это место? Или наоборот, не идиоткой?
– Экспелиармус!
Конечно же, у меня ничего не получается – в таком состоянии, да еще и сидя мне едва ли удается пустить в саму себя заклинание, пусть  и даже такое невинное. Зато она швыряет в меня Аваду. Мне удается увернуться лишь  в последнюю секунду, упав на Андромеду.
«Белла, быстро, реагируй».

Мое сознание рисует в голов первую попавшуюся картину, и я быстро аппарирую, прижимая к себе бессознательную Меду. В этот же момент в нас летит еще одно заклинание, но мы уже исчезаем с переулка. Только потом, когда мы оказываемся на твердом дощатом полу, я чувствую резкую боль в ноге, но первым делом кидаюсь к фиалу, который Меда все еще сжимает в руке. С ним все в порядке. Слава Мерлину. Я позволяю себе на миг откинуться на спину и прикрываю глаза, но пульсирующая боль в ноге тут же напоминает о себе.
Расщепление. Кто бы мог подумать! Кусок моей икроножной мышцы остался в том переулке.
«Интересно, что она-я буду (будет) с ним делать?»
Потом разберусь с ранением. Потом как-то справлюсь, дома.
Аккуратно вынимаю фиал из руки Андромеды, отрываю кусок нижней юбки и аккуратно его заворачиваю в него, затем кладу в карман. Затем мой взгляд падает на сестру, и вижу, что ее яркая лимонная мантия насквозь пропитана кровью. Мерлинова борода, только этого мне не хватало!
Подползаю к ней, стягиваю с плеча мантию, разрываю платье, шепчу:
– Episkey.
Слава высшим силам, это было лишь простое бесконтактное режущее, никакой темной магии. Видимо, у меня не было сил изощряться, но был принцип. Рана быстро, на моих глазах, заживает, но кровь с одежды никуда не исчезает. Нахожу волшебную палочку Меды, вкладываю ей в руку, после чего лезу к себе за пазуху. Мои пальцы нащупывают осколки  и шестеренки. Я даже не замечаю, как режу себе указательный и большой пальцы. Ничего не замечаю. Не могу в это верить. Не хочу. Он не может быть уничтожен – моя единственная возможность вернуться к родным. Моя единственная возможность что-либо изменить.
Я застряла во времени, неизвестно где, с раненной сестрой и без способности встать на ноги. Без шансов вернуться домой. Сама не замечаю, как из горла вырывается рык, который очень скоро переходит в стон отчаяния и бессилия. Теперь даже без способности злиться.

Андромеда приходит в себя, но этот процесс каким-то образом проходит мимо меня. Я вижу, что она приоткрывает глаза, вижу, как с трудом приподнимает голову и даже что-то говорит, но я почти не слышу ее слов. Они доносятся до меня словно бы из другого измерения, я лишь сижу на месте, чувствуя, как моя мантия и юбка платья пропитываются кровью из ноги, как под нами расползается эта самая кровь, но и на это не могу обращать внимание. Сжимаю в ладони рассыпавшийся хроноворот, сквозь мои пальцы прямо на Андромеду сыпется песок, и это единственное, что  я могу сейчас ощущать.
Должна думать о том, что не вернуть домой, что для меня все потеряно, что больше никогда не увижу ни сына, ни мужа, а моя сестра в далеком будущем будет медленно сходить с ума от боли и мучительно умирать от проклятия.
Моя вторая рука нащупывает в кармане фиал, завернутый в ткань, пальцы сжимаются вокруг сосуда, но теперь в нем нет никакого смысла. А держу его так, словно бы это моя последняя надежда... но на что?
Возникает самое глупое жаление заплакать от отчаяния, но, конечно же, я этого не делаю. Ничего не делаю.

В какой-то миг замечаю расширенные от удивления глаза Андромеды, ее губы шевелятся, и она пытается что-то выговорить, но ее речь получается крайне членораздельной. Или от раны, или... от того, что она увидела? На миг меня пронзает паника - меня никто не должен быть видеть, меня никто не должен быть узнать. Но какая теперь разница?
Отчаянию и ужасу на смену совершенно внезапно приходит крайняя степень безразличия.
- Да-да, я - это я, остальное не важно, - я отвечаю более резко, чем следовало бы, но иначе сейчас не могу. - Ну, кроме того, что на тебя напали, и нам пришлось бежать.
Пытаюсь отодвинуться, чтобы встать на ноги, но тут же чувствую резкую боль в ноге, которая тут же затмевает все мое тело, и сознание, и не могу сдержать мучительного стона. В глазах темнеет,  и некоторое время я прихожу в себя, снова не замечая все, что происходит вокруг меня.
- Хотя ты-то встать можешь? - интересуюсь я у Андромеды, хотя выглядит она лишь немного лучше меня. - И, Годрик подери, где мы находимся?
Хоть убейте, я не помню, какое место нарисовало мое сознание, когда я аппарировала нас с того переулка. Над нами высокие потолки с деревянными балками, стены из глины, побеленные, а из квадратного окна виднеются лишь бесконечные заросли желтеющих кустов. Знакомое место - один из временных "штабов" Пожирателей Смерти посреди какого-нибудь леса? Похоже на то. Вот только ума не приложу, как мне удалось о нем вспомнить.
- Нужно сделать что-нибудь с моей ногой, меня расщепило, - говорю, чувствуя головокружение. - Можно поискать где-нибудь в доме зелья или ингредиенты, но не факт, что здесь будет даже мебель.
И не факт, что сюда не заявятся мои младшие коллеги.