Ума не приложу, какая мантикора дернула меня оказаться в этом месте – в Хогсмиде, поздним вечером, среди узкого лабиринта невысоких домов на припорошенных снегом улицах. Уже и не помню, когда в последний раз была в этой деревне – два года назад, три, или пять, но одно знаю точно – пока не было ни одного дела, которое бы вынуждало меня отправиться сюда, да еще и в такое время.

Пожалуй, стоило бы оправдать свой порыв утомительным вечером среди моей родни на площади Гриммо и желанием оказаться как можно дальше от царящей там обстановки. Вообще-то это должен был быть очередной семейный ужин в честь дня рождения дяди Ориона, на котором, впрочем, сам дядя Орион не присутствовал. По словам тёти, его свалил приступ мигрени, в чем можно было не сомневаться, но покрасневшее лицо Вальбурги, ее сорванный голос и смесь запахов перегара и зелий говорили о том, что мигрень свалила дядю неспроста. Да и сегодняшнее настроение тетушки никак не способствовало праздничному духу – уж слишком нервной она была, раздражительной и то и дело повышала голос.
- Вы слишком молоды, чтобы хоть что-то понимать, - рычала она, сжимая в руке бокал с вином. К еде она не притрагивалась, зато пила слишком много. – Кричер, еще вина, паршивец.
Обводила взглядом всех присутствующих: вечно суетящуюся Друэллу, хмурого Сигнуса, не перестающую натянуто улыбаться Нарциссу, прячущегося в углу бледного Регулуса и, конечно же, меня. Привычный ужин в семейном кругу Блэков  - молчаливые мы и разлагольствующая Вальбурга, опустошающая один за другим бокалы вина.
Наверное, с самого детства я должна была к этому привыкнуть, ведь первое, чему стала учить меня мать  - это держать лицо и быть достойной своей семьи. Вот только с каждым годом подобные мероприятия в кругу семьи давались мне все с большим трудом – так и хотелось зарычать, выскочить из-за стола, перевернув стул и удалиться, заявив, что больше они меня здесь не увидят. Ведь что все это по сути? Глупый фарс и не более того, пустая болтовня, и никаких действий, в то время как я сутками гну спину для того, чтобы хоть что-то в этом мире изменить. Никто и пальцем об палец не ударил для того, чтобы сохранить наш волшебный мир.
- Мы вырождаемся, - говорила тетушка. – Посмотрите на себя – в голове ветер, никакого толку и никакой пользы для рода, для самого великого рода! Каждый третий – предатель крови, что же творится!
Так и хочется сказать что-то резкое, но я лишь молча сжимаю в руке бокал, делая вид, что с упоением слушаю тетушку Вальбургу. Что с ней стало? Именно она делала все для того, чтобы я стала истинной Блэк, и я ею стала, но что же происходит теперь с ней?
- С этими выродками нужно расправляться, и сразу, жечь их, всех, и не только изображения на древе, - продолжала тетка. – Никто ничего не делает, но первая уже пошла, моими стараниями скоро от этой мрази ничего не останется  - сама захочется броситься с крыши… То, что происходит сейчас – это лишь цветочки...
Она замолкает. Тетушка любит поговорить, любит полить дерьмом всех и все, но она не бросает слов на ветер и не выдает пустых суждений. А что же сейчас? Почему-то перед глазами всплывает статья из Ежедневного пророка, первую полосу которой украсила растерянная физиономия особы, о которой даже не хочется вспоминать. А под ней красочная статья авторства моей потрепанной шлюхи-однокурсницы Риты Скитер о том, как Андромеда уже Тонкс не только опозорилась, но и отправила в клинику святого Мунго около десятка прохожих. А ведь при этом она является неплохим колдомедиком!
Пытаюсь избавиться от этого воспоминания – оно никоим образом не должно меня касаться, трясу головой, и автоматически отправляю рот вино, находящееся в бокале. Совсем не думаю  от том, что за сегодня я уже выпила, а следующий бокал может стать лишним.
А после вспоминается сегодняшний утренний разговор с мужем, из-за мое настроение было испорчено почти бесповоротно. 
- А Блэки-то впереди вселенной всей. Сестрица твоя - сердцу дорогая - говорят, у Розмертры отдыхает. Что бы это значило?
- Она не Блэк, - раздраженно бросаю я. – И тем более, не сестра мне.
На этом все обсуждения этой личности с Рудольфусом были закончены, но образ данной особы то и дело всплывал в моем сознании – и чем больше я пыталась от него отделаться, тем более ярко проступали детали нашей прежней встречи, которая случилась около полугода назад. Идиотское свойство все слишком хорошо помнить.
Прежде чем встать из-за стола, я машинально выпила еще два бокала сладкого напитка, и посмотрела на тетушку многозначительным взглядом.
- Думаю, что пришла пора вас покидать, - произношу я, чувствуя, как болят уголки рта от фальшивой улыбки. – Приношу свои извинения, однако… я не могу отложить свои дела на более позднее время, - тетушка Вальбурга смотрит на меня и одобрительно улыбается: явно предполагает, что меня ждут дела, связанные с Темным Лордом. Что ж, пусть думает. Вообще, я никогда не говорила об этом при родных открыто и прямо, даже уверена, что мать будет отрицать мою причастность к организации, но что-то подсказывает мне, что Вальбурга знает обо всем куда больше, чем показывает, да еще и одобряет мои действия. – Тетушка, спасибо вам за вечер. Матушка, отец – была рада вас видеть. Цисси, до встречи.
С этими словами я поспешно покидаю комнату, ни разу не оглядываясь – не хочу смотреть на происходящий в столовой фарс.
- … вот самый пример идеального члена нашего семейства… - слышится мне приглушенный комментарий тети, но после я выхожу в прихожую, где домовой эльф спешит подать мне теплую зимнюю мантию.
- Хватит копаться, старая калоша, быстрее, - подгоняю я Кричера, чувствуя странное нетерпение и желание что-либо предпринять. Видимо, всему виной выпитой мною вино.
В тот момент, пока я застегиваю мантию, мой взгляд подает на запыленные и выцветшие часы, спрятанные в самом дальнем углу прихожей – наверное, чтобы никто не мог на них слишком часто смотреть, ведь теперь там есть и нежеланные имена.
Стрелка с именем «Беллатрикс» указывает на «В дороге», а чуть покореженная стрелка с именем «Андромеда» указывает на «в смертельной опасности». Ума не приложу, почему мой взгляд задерживается на часах на такое продолжительное время, но тут же резко опускаю голову, дабы увидеть лысый затылок эльфа, зашнуровывающего мне сапоги.
И уже через минуту вылетаю на улицу, на крыльцо, где меня тут же окутывает морозный воздух. Наверное, это должно было отрезвить мои мысли и выбить из них этот проклятый образ сестры из головы, учитывая, что она больше никто для меня, а если тетя Вальбурга и решила что-то с ней сделать, то поступила совершенно правильно. Но в то же время у меня перед глазами в очередной раз мелькает сосредоточенное лицо Андромеды во время нашей последней встречи, и я чувствую странную смесь раздражения и решимости.
«Нужно с этим покончить, и как можно скорее».

И вот, я спускаюсь вниз по узенькой улочке в Хогсмиде, чувствуя, как в лицо бьют потоки морозного ветра, и как ноги скользят по мощенной камнем дороге. Ежусь от неприятной дрожи по телу, а еще чувствую себя не на своем месте – мне бы стоило отправиться домой, а еще лучше – в Ставку, но меня занесло в эту проклятую деревеньку.
Когда добираюсь до «Трех метел», начинает идти снег, и я захожу в паб, снимая капюшон и разбрасывая вокруг себя снежинки. Если на меня и пялятся, то не так, как это было бы в каком-либо другом заведении, ведь заведение мадам Розмерты всегда переполнено. Здесь находятся и ученики школы, и учителя, и иностранцы, и родители учеников. Надеясь на то, что мне удастся затеряться в толпе,  я накидываю на лицо пряди волос, чтобы хоть как-то его  скрыть, и пробираюсь сквозь толпу старшекурскников в форме Хаффлпаффа к лестницам на вторые этажи.
«И где мне теперь ее искать? Пожалуй, это должна быть самая отдаленная комната, где бы ее не могли потревожить. А еще – самая удобная, Меда всегда любила комфорт. А значит… одна из четырех комнат, справа или слева».
Помню эти комнаты еще со школьных лет, когда Рудольфусу удавалось вырваться в Хогсмид навестить меня, и он снимал один из отдаленных номеров, дабы как можно более незаметно провести меня туда на ночь, когда я сбегала из школы.
Искать мне не приходится – как только дохожу до края коридора, слышу неприятных запах дыма.
- Вот же дрянь… - ворчу я, и, хватаясь за волшебную палочку, кидаюсь к двери. Его совсем мало, так что до низа еще дойти не успел, но очень скоро это должно произойти, если, конечно, не вмешаюсь я.
Бегом преодолеваю оставшееся расстояние, дергаю ручку двери, а когда она оказывается заперта, применяю Алохомору и врываюсь в комнату.
Здесь воняет дымом, его завеса частично заполонила комнату, и сквозь него я вижу занявшийся столик, на котором должна была стоять пепельница для сигарет. Она курит – очередная идиотская маггловская привычка, а сейчас, видимо, докурилась.
- Aguamenti! –выпаливаю я, поливая столик и часть кровати водой, а следующий мой шаг – очистить воздух: - Inspiratio!
Дымовая завеса втягивается в мою палочку, хотя глаза продолжают слезиться. И все же сквозь них я вижу растрепанную, кашляющую и несколько шокированную Андромеду.
- Что уставилась? – тут же бросаю я, пряча волшебную палочку и делая шаг к двери, чтобы закрыть ее. – С ума сошла?! – это уже относится к курению. - Не думала, что у тебя откроется тяга к массовому смертоубийству.
Как всегда, я слишком резка – не могу быть с ней мягче. И не могу смотреть на нее. Пробегает мысль о том, что я делаю что-то не то и не так, но мне удается отмести ее.

В комнате уже нет дыма, только тлеют угли, которые когда-то были столом и ковром под ним, оставляя в ноздрях едкий запах. В комнате закупорены окна, плотно завешены шторами, которые явно успели провоняться гарью. Думается мне, прибудь я на пять минут позже, огонь бы не только разошелся на другие помещения, но и Андромеда бы почила, просто-напросто задохнувшись.
«Наверное, мне стоило опоздать», - думаю я, наблюдая за тем, как моя сестра корчится у меня под ногами, бормоча какой-то бред. Зрелище столь жалкое, что мне становится противно и возникает непреодолимое желание плюнуть. Да, в некоторых ситуациях меня даже забавляет, как жалкие существа корчатся у меня в ногах, умоляя о пощаде или сходя с ума от Круциатуса, но это не тот случай. Это не тот человек – сильный, волевой и знающий цену своему достоинству.
«Нет, не знавший, - тут же подсказывает мне внутренний голос. – Если бы она знала, она бы никогда не загрязнила себя столь грязным предательством и осталась бы в семье».
Чувствую, как ее рука тянется к моей ноге и хватается за нее, словно бы прося помощи, и рефлексы действуют быстрее меня – я дергаю ногой в сторону, стараясь избавиться от этой хватки, словно бы от заползшего на меня слизня. В итоге рука Андромеды спадает с меня, и я понимаю, что, возможно, не следовало бы этого делать.
«С какой стати?»
- Возьми себя в руки, - вместо этого цежу я. Бросаю еще один взгляд сверху вниз на скорчившуюся у моих ног женщину, и в темноте могу рассмотреть только жалкую скрюченную фигуру. Она издает какие-то звуки, что-то среднее между всхлипами и приступами смеха. Кажется, она сошла с ума.
Стараясь не обращать внимания на нахлынувшее раздражение, я прохожу к окну, раскрываю шторы, затем распахиваю одну раму, вторую, открываю ставни. В комнату тут же врывается морозный воздух, на подоконник падают хлопья снега. Я снова ощущаю головокружение – уже не только от вина, но еще и от дыма. 
С помощью заклинания зажигаю несколько заколдованных свечей, и теперь номер освещают тусклые огоньки.
Моя решимость никуда не исчезла, и я все еще не совсем отдаю себе отчета в том, что здесь делаю, но и это не столь важно.
Снова поворачиваюсь к Меде – она и не сдвинулась с места.
- Ты решила здесь разлечься и подохнуть от бездействия? – обращаюсь я к ней, в несколько шагов преодолевая расстояние между нами. Затем после некоторого сомнения скидываю с себя плащ, кидаю его на потертое кресло; достаю волшебную палочку, направляю на дверь и шепчу “Coloportus”. Меня никто не заметил? Прекрасно, пусть так и остается дальше.
Затем подхожу к Андромеде, хватаю ее под  руки, намереваясь хотя бы усадить, но не справляюсь с этим – она кажется слишком тяжелой, ведь она никак не способствует тому, чтобы я ее усадила. А в какой-то момент даже начинает дергаться, словно бы пытаясь вырваться, но это не получается у нее уж больно-то сильно. Зато сквернословит и ругает она почти также складно, как и мой муж – ума не приложу, откуда она взяла эти слова.
- Да успокойся ты, дура! – в итоге выкрикиваю я, и, плохо осознавая, что делаю, даю ей несильную пощечину.
Не знаю, действует ли это на нее, так как следующий мой шаг – Агуаменти. Выливаю на нее приличное количество воды, после чего опускаю палочку, но не прячу ее, немного отстраняюсь, глядя в непривычно осунувшееся лицо Андромеды.
- Пришла в себя? – бросаю я. – Или стоит еще поиграть с Эннервейтами?

Среди всех нас, трех сестер Блэк, безумной почему-то называли именно меня – из-за необдуманных поступков, из-за вспыльчивости, из-за раздражительности и некоей жестокости. Вот только сейчас меня отчего-то терзает смутное сомнение насчет рассудка Андромеды – кажется, это и есть настоящее безумие. И что это ее так пришибло? Неужто несколько недобрых пожеланий тетушки Вальбурги? Так все прошедшие годы мы дружно, всей семьей желали Андромеде всего «самого хорошего», и что же – жила себе, здравствовала.
Не то, чтобы ее действия вызывают во мне отвращение, но какое-то непонятное ощущение, словно бы во мне все переворачивается, я испытываю. Хочется рефлекторно оттолкнуть ее от себя и спрятаться подальше, но в то же время я ничего не могу предпринять – словно бы я должна стоять здесь и выслушивать бредни сестры. Сквозь бархат своего темно-зеленого платья я ощущаю, как ко мне жмется ее дрожащее тело. И в тот момент я вижу перед собой не ненавистную мне предательницу, не потерявшуюся в этой жизни сестру, а маленькую и беззащитную Меди, с которой мы в детстве прятались от грозы во флигеле поместья. Тогда я тоже ощущала нечто подобное – желание скрыться от ее тепла и понятное желание не дать в обиду младшую сестру.
Но теперь ведь не детство, и теперь она мне не сестра.
- Меда, - говорю я твердо, так, чтобы она услышала меня. Решительно (не обращая внимания на дрожащие руки) отстраняю ее от себя, после чего смотрю в ее лицо. На ее бледных щеках пляшут тени от свечей, из-за чего Меда кажется еще более болезненной, чем есть на самом деле. – Ты можешь хотя бы на несколько минут взять себя в руки и прийти в себя? – довольно резко произношу я. Мои руки впиваются в ее плечи, и на коже явно появятся синяки, но мне плевать. А если она захочет вырваться, но вряд ли ей это удастся.
- Какого дементора ты вообще творишь? – спрашиваю я.
Не уверена, что Андромеда сейчас меня слышит и способна воспринимать. Наверное, она вообще считает мое появление галлюцинацией. Вообще, это было бы неплохо – ей она не запомнит о том, кто ее спас, у меня будет куда меньше проблем, а у нее – куда меньше вопросов.
Раздраженно качаю головой, после чего осматриваюсь.
- Тебе не стоит стоять, тебя ноги едва держат, - наконец произношу я, но, увидев отсутствующее выражение лица Меды, я чувствую, как снова начинаю внутри себя закипать. – Если ты сейчас не попытаешься привести себя в порядок и не перестанешь вести себя, как идиотка, я уйду, - произношу я.
Затем веду сестру к кровати, но как только усаживаю ее на нее, под ней тут же ломается ножка, и если бы я не поддерживала Андромеду, она бы свалилась на пол. В итоге веду ее к дивану, и сначала усаживаюсь туда сама, после чего только усаживаю сестру рядом с собой. Почему-то не отпускаю ее руку, и чем дольше держу, тем меньше дрожит Меда. Звоню в серебряный колокольчик, вызывая домового эльфа, чтобы распорядиться принести ему – после недолгого раздумья прошу кофе, немного огневиски и печенье. Когда перед нами оказываются напитки, я лью немного алкоголя в кофе и протягиваю чашку сестре. К своей чашке пока не притрагиваюсь.
- А теперь попробуй сказать мне что-нибудь вразумительное, - говорю я тоном, не терпящим возражений. Смотрю на Меду, и успеваю подхватить чашку  с кофе, прежде чем она успеет его выплеснуть себе на колени.

Я внимательно выслушиваю Андромеду, хотя внешне, скорей всего, выгляжу рассеянной: смотрю по сторонам, в окно, поверх головы Андромеды. Почему-то становится не по себе, когда я заглядываю в лицо сестры, тут же чувствую себя не в своей тарелке, и тут же возникает желание сбежать из этого тесного номера. Но в то же время что-то меня держит, не могу объяснить что – словно бы какая-то магия связывает меня по рукам и ногам, не давай действовать и принимать решения.

Меда сильно, до боли сжимает мне руку, а вся нелепость этой ситуации не позволяет мне чувствовать привычное для меня раздражение, лишь только некую долю потерянности. Словно бы на какой-то миг я перестала чувствовать себя самой собой.
«Нужно срочно что-нибудь предпринять», – в голову ничего не приходит, кроме того как плеснуть к себе в кофе огневиски и в несколько глотков, залпом, опрокинуть в себя обжигающий напиток.
- В таких случаях значение имеет любая деталь, - произношу я странным, осипшим голосом. – Ты должна припомнить любые события, которые происходили хотя бы за сутки до того, как с тобой это начало происходить. Быть может, ты в своей клинике переработала с зельями, и это как последствие.
Глупое и явно бессмысленное предположение, чувствую, что на самом деле все куда более сложно, чем этого хотелось бы мне. Особенно после слов Вальбурги и после того, как непонятно по какой причине примчалась сюда.
- Пойдем, - я резко выпускаю руку Андромеды, даже отталкиваю ее от себя, словно бы она отравленная. Поворачиваюсь к сестре спиной, направляюсь в сторону ванной. Меда остается позади меня, и в тот момент, когда я произношу заклинание, чтобы осветить небольшой санузел, слышу небольшой грохот – кажется, Андромеда успела во что-то врезаться. И плевать. Дойдет. Неделю ведь продержалась, так?
Когда она оказывается на пороге ванной комнаты, я поворачиваюсь к ней, и бросаю на сестру короткий взгляд. Чувствую, что моя голова кружится, а во рту мерзкий вкус огневиски, но я рада этому – я чувствую себя куда более расслабленной, а все действия совершаются сами по себе.
Откидываю волосы назад, включаю воду, ожидая, пока она станет теплой. Снимаю со стены душ, снова оборачиваюсь к Меде.
- Что ты стоишь на месте? Или раздевать тебя тоже нужно мне? – затем опускаю взгляд, на нее – только сейчас замечаю, что на ней светлая мужская рубашка, доходящая чуть ли не до коленей, а вот только руки ее кровоточат. Кажется, она не только врезалась во что-то, но еще и умудрилась себя покалечить.
Роняю в ванную душевой дождик – по помещению разносится довольно неприятный грохот. Откидываю за спину волосы, выпавшие из безнадежно развалившейся прически, вытираю тыльной стороной ладони лоб. Подхожу к Меде, бесцеремонно беру ее за руки и развожу их в стороны.
- Стой спокойно, не двигайся. По возможности – не дыши, - протягиваю руки и начинаю поспешно расстегивать небольшие пуговицы рубашки. Края сами по себе расходятся в стороны, обнажая полушария небольших грудей. Я закусываю губу, стараясь не смотреть на них дольше положенного.
- Стягивай рубашку.
Меда остается только в трусах, и я намеренно не говорю ей от них избавляться. Не стоит тревожить ненужные воспоминания.
- Залезай в ванную, - произношу я. Когда же она перешагивает через бортик, то внезапно валится на бок, мне же ничего не остается, кроме как подхватить сестру и не дать ей оказаться на полу. Зато мое платье оказывается мокрым.
Выругиваюсь под нос, уже более основательно поддерживая Андромеду и не позволяя ей стоять самостоятельно.

Чувствую, как из-за пролитой воды бархат моего платья тяжелеет и неприятно прилипает к телу, и так и хочется избавиться от этой проклятой ткани. К тому же, ванная комната постепенно наполняется паром – я вижу, как запотевает небольшой зеркало над умывальником, и я чувствую, что жара начинает брать надо мной власть. Пожалуй, это одна из малого количества вещей, которые способны влиять на меня столь сильно. И все же я терплю – я должна.
Ловлю себя на том, что мой взгляд скользит по фигуре Меды, отмечая на ее теле синяки разной давности и разного размера. Я слежу за ее руками, за тем, как она ловко избавляется от последнего предмета одежды – удивительно не покалечив себя. В тот же момент я поднимаю глаза к ее лицу, и хмуро смотрю ей в глаза, ничего не говоря. Ее просьбу присоединиться к ней пропускаю мимо ушей – сейчас не время и не место.
Особенно учитывая обстоятельства, при которых мы виделись в прошлый раз, и то, что эта стерва даже не пожелала что-либо понять.
На миг во мне загорается вспышка злости, и единственное, что я успеваю – это полить Андромеду слишком горячим потоком воды. Она лишь рефлекторно дергается в сторону, а я совершенно нечаянным образом не удерживаю душ  - в итоге вода попадает на мое платье еще сильнее, мочит мне волосы.
- Твою дракклову мать, - зло выплевываю я, бросаю в ванную дождик, и вытираю руками глаза, чтобы снова хоть что-то увидеть.
Можно было бы высушить платье с помощью магии, но ведь очень скоро оно намокнет снова.
- Теперь жди, - бросаю я. Отхожу на несколько шагов от ванной, завожу руки за спину и поспешно расстегиваю десяток крючков. Затем стягиваю платье через голову и вешаю его на торчащую из стены сушилку для полотенец. Остаюсь в нижнем белье: бюстгальтере, трусах и чулках. – Я не буду мыться с тобой, я принимала душ несколько часов назад, - предупреждаю Андромеду на всякий случай.
Взяв в руки мочалку, щедро намылив ее лавандовым мылом, я протягиваю руку и касаюсь тела Андромеды, и в тот же миг замираю.
На кой черт мне это сдалось? Я могла бы сейчас быть дома с мужем и травить ему басни об алкоголизме тети Вальбурги. А что вместо этого? Я отмываю в ванной предательницу рода, да еще и держу ее за руку, выслушивая ее проблемы. И, кажется, твердо намерена помочь их решить. Но почему? По всей логике я должна хотеть убить ее.
Я и хочу. Но не таким способом. Это должно быть честно, и только от моей руки, а не из-за спеси тетушки Вальбурги.
- Не сомневаюсь, что тетя приложила к этому руку, - произношу я. – А ты в курсе, что большинство родовых проклятий имеют свойство не сниматься? Даже после сложнейших ритуалов. Это я тебе не угрожаю, я предупреждаю.
Веду мочалкой вниз по ее руке, снова вверх. Прикосновение задерживается на плече, но после этого решительно следует к груди, оставляя мыльный след. Мои движения ни капли не нежные, но мне плевать. Я обвожу сначала одно полушарие, затем второе, опускаюсь к животу. Потом снова останавливаюсь и смотрю сестре в глаза.
- Может быть, дальше ты сама? Я могу отвернуться.
Мне кажется, или в моем голове звучит ирония? Кажется, я даже слегка усмехаюсь. Отхожу в сторону, все еще сжимая в руке мочалку. Пена капает на пол, а еще она осталась на моем животе, и на руках, и даже немного на трусах.
- И если ты намерена разобраться со своей проблемой, нам лучше не рассиживаться. Или у тебя другие планы?
Не то, чтобы меня волнуют ее планы. Сейчас она без меня и шагу ступить не может, а, значит, ее планы будут полностью связана с моими.

В этом вся и Андромеда – на мое одно слово у нее найдется десять. За это мне всегда хотелось ее прибить, сейчас же я только сильнее сжимаю в руках мочалку, не обращая внимания на  то, как мыльная пена падает на пол, мне на ноги. Меня ни капли не смущает то, что она стоит передо мной обнаженная, и то, как она обмывает себя – чего я там не видела, и сколько раз она делала это при мне. Когда-то тогда, в прошлой жизни. И все же я чувствую, как горит моя кожа из-за того, как Меда беспардонно рассматривает меня. Или нет, конечно же, она не пялится на мою грудь, она всего лишь просто смотрит на меня, а мне стало слишком жарко в крохотном помещении.
И все же я отворачиваюсь.
Рассматриваю свое расплывающееся отражение в запотевшем зеркале, и мне становится еще больше не по себе. На кой хрен я нахожусь с ней в подобном виде, знаю же, во что это может вылиться, во что выливается всегда, но ничего не могу с собой поделать. Ощущаю непонятное бессилие перед самой собой, невозможность справиться с чем-то более сильным, чем ненависть к этой проклятой магглолюбке.
Так проходит какое-то время – может, несколько секунд, может все четверть часа. Я не могу уследить за этим, ровно как и не могу поймать в голове какую-либо дельную мысль о том, что следовало бы сделать.
В голове почему-то крутится лишь одно решение, и оно мне не кажется самым лучшим, даже наоборот – пойдя на подобный шаг, я буду рисковать всем на свете, и все же выход кажется логичным и даже действенным.
«Подумаю об этом потом», – говорю я себе и поворачиваюсь к Андромеде.
Она стоит ко мне боком и смывает мыльную пену с груди. Вижу, как поднялись ее соски и непроизвольно сглатываю – это зрелище возрождает во мне картину, которую я столько месяцев пыталась похоронить в сознании. И вот, все мои попытки оказались тщетными.
Трясу головой. Я не должна думать об этом.
– Думается мне, выспишься ты в другой раз, - бросаю я. – И понежишься под душем тоже – когда не будет угрозы убить саму себя и окружающих. Не то, чтобы мне было до этого дело, но лучше тебе все-таки закончиться от чего-то более достойного, чем свернуть себе шею, спускаясь с лестницы.
Снимаю с крючка широкое коричневое полотенце, разбираю его и выжидающе смотрю на Меду.
– Да, и тебе действительно лучше поторопиться, сама знаешь, что с терпением у меня всегда были проблемы, – говорю я, когда тело Андромеды соприкасается с полотенцем. Удивительно – она самостоятельно спокойно выбралась из ванной. Укутываю ее в махровую ткань, и нечаянно получается так, что я обхватываю ее обеими руками, и мы оказываемся всего в миллиметре друг от друга. Это длится всего мгновение, или же наоборот целую вечность – я чувствую лишь то, как подскакивает сердце, и как перехватывает дыхание.
А потом прихожу в себя, Меда, кажется, тоже – перехватывает полотенце, а я отхожу на шаг. Тянусь к своему платью, и не поворачиваюсь к Меде.
– Буду ждать тебя в комнате, – произношу я.
В комнате поворачиваюсь спиной к ванной, раскладывая перед собой платье. Из чехла на его поясе достаю волшебную палочку, произношу высушивающее заклинание и начинаю натягивать его. Все же, было бы неплохо принять душ, но только не сейчас, и не при Меде.
– Поспеши, пожалуйста, не тяни, у нас не так много времени, – обращаюсь я к сестре, вышедшей в комнату. Вообще, времени у нас полным-полно, но я не хочу ждать больше, чем требуется.
Застегиваю за спиной последний крючок, откидываю назад растрепанные влажные волосы – все равно сейчас им ничего не поможет.
Пока Меда натягивает колготки, я подхожу к ней и шепчу еще одно высушивающее заклинание – для ее волос. Теперь они неаккуратно торчать во все стороны, но мне все равно.
– Надевай плащ, мы уходим, – произношу я, направляясь к двери и подбирая с кресла собственный. – Не смотри на меня так, – говорю я сестре, медлящей в нескольких шагах от меня. – Если бы я хотела причинить тебе вред, я бы просто-напросто не пришла бы к тебе, и ты сгорела бы нахрен со всеми Тремя Метлами.
Открываю дверь, и больше не оборачиваюсь, но слышу, как Меда негромко ступает позади меня. Ничего не говорит, но я отчего-то уверена – сейчас она последует за мной куда угодно, пусть даже в руки самого Темного Лорда.
Перед тем, как войти в общий зал трактира, я опускаю на голову капюшон. На этот раз я думаю о том, чтобы не привлечь больше внимания, чем могу. Здесь все еще людно, и посетителей даже больше, чем было – время еще не позднее. Лишь только на миг замираю в толпе, чтобы удостовериться, что Андромеда все еще позади меня. Она не отстает от меня, а когда я выхожу на улицу – там все еще метет снег, я протягиваю ей руку, чтобы сестра могла уцепиться за меня и не расшибить себе лоб, поскользнувшись на мокром снеге.
Без слов отвожу в Меду в сторону, сильнее хватаю ее за руку – сжимаю ладонь до боли. Вообще-то стоило бы предупредить ее и об аппарации, и о том, куда мы направляемся, но отчего-то мне не хочется этого делать. Все будет так, как будет, и не лучше, и не хуже.
И уже через несколько секунд мы оказываемся в совершенно другом месте. Здесь снег не идет, зато лежит под ногами – тонкие слоем, кое-где виднеются островки грязи, а вокруг на мили и мили раскинулись угрюмые пустоши с каменистой поверхностью, покрытой ледяной корочкой. А перед нами с Медой возвышаются высокие кованные ворота, а за ними – огромный дом, скрытый за голыми ветками старых деревьев.
«Дом, милый дом».
И снова мне кажется, что это не такая уж и хорошая идея  - привести Андромеду сюда, в Лестрейндж-Холл. Но это единственное место, где она сейчас будет в относительной безопасности и где будет возможности найти хоть какие-нибудь ответы на вопросы.
Ни одно окно не светится, что означает что Рудольфуса или нет дома, или же он спит крепким сном. В последнее время оба варианта вполне естественный, учитывая, что ему ничего не стоит остаться в Министерстве до глубокой ночи, а после еще и пожаловать к Темному Лорду. В любом случае, даже если он скоро явится домой, то это будет единственный человек, который не станет возникать по поводу того, что рядом со мной находится предательница крови.
А еще в Лестрейндж-Холле немаленькая библиотека, и я в ней неплохо ориентируюсь, и почти уверена – хоть какой-то ответ, мы там да и найдем.
В прихожей темно, и я почему-то не вызываю эльфа – сама вешаю плащ на крючок, расшнуровываю ботинки и ставлю их на полку.
Оказавшись дома, я чувствую непонятное облегчение – так бывает всегда после напряженного дня. Особняк словно бы окутывает меня своим спокойствием, своей магией, высасывая из меня всю усталость, всю подавленность. В такие моменты мне хочется прикоснуться к стенам, и сейчас я не отказываю себе в этом. Даже хочется сказать что-то дому, но понимаю, насколько глупо бы звучали сейчас мои обращения к поместью.
Лишь провожу рукой по деревянной вставке  в стене, и почти чувствую, как в меня переливается энергия. С каждым годом эти ощущения все сильнее – с каждым годом я сживаюсь с этим странным местом все сильнее, и, кажется, все больше становлюсь Лестрейндж.
– Ничему не удивляйся, – говорю я Меде странно мягким голосом и даже чуть улыбаюсь.
Знаю, она была здесь – в школьные годы мы гостили здесь в гостях у Руди и Рабастана, но вряд ли кто-либо мог предположить, что Меда вернутся сюда снова.
– Пойдем в библиотеку, – зачем-то говорю я, ступая на ступеньку боковой деревянной лестницы. Мы могли бы подняться по главной, так было бы быстрее, но я отчего-то всегда больше любила небольшие переходы Лестрейндж-Холла и его мудреные лабиринты. – Я распоряжусь принести что-нибудь поесть. Ты будешь кофе или лучше алкоголь?
Ума не приложу, почему внезапно так расслабилась. Снова дом чудит, или это меня нагнало действие огневиски?

Мне нравится идти по этим полутемным коридорам и небольшим переходам миновать небольшую галерею, с одной стороны которой имеются огромные стрельчатые окна, а с другой – портреты всех членов рода Лестрейндж и семейное древо. Оно не такое помпезное, как древо Блэков, и больше напоминает дерево Сефирот, лишь только звеньев здесь куда больше, а конструкция куда более сложная. Я чувствую, что золотистый гобелен с черными надписями веет какой-то особенной магией, но за десять лет я так и не успела в ней разобраться. Дверь в библиотеку находится в самом конце галереи, и именно туда мы и направляемся. Подходя к нужному помещению, я чуть медлю, задерживаюсь и оборачиваюсь на Андромеду.
– Ты же не оставишь меня здесь одну?
– Сейчас тебя вообще нигде нельзя оставлять одну, – произношу я, толкая дверь библиотеки. Это мое непрямое согласие на то, что я буду с ней каждую секунду до того, пока мы не разберемся с проклятьем. Если с ним разберемся.
Мы входим в темное помещение, освещаемое лишь слабыми огоньками тлеющих в камине углей. Но как только я делаю еще один шаг в библиотеку, в канделябрах услужливо зажигаются свечи – не слишком много, а лишь так, чтобы мы имели возможность нормально читать, но в то же время оставался так любимый мною уютный полумрак. Я усмехаюсь – а столько лет я никак не могу нарадоваться подобным чудесам. Пожалуй, это радует меня даже куда больше, чем радовал замок Хогвартса за годы обучения.
– Располагайся, – бросаю я Андромеде. Немного небрежно, но без привычной резкости и яда в голосе. Перед камином здесь есть несколько мягких кресел и диван, а рядом – ковер, на котором я люблю лежать в обнимку с книжкой. – Можешь на диване, можешь на ковре. И я бы советовала тебе снять обувь и верхнюю одежду – не следовало бы в библиотеку заносить грязь с улицы.
Я многозначительно смотрю на следы грязного талого снега, расплывающиеся под ботинками Меды.
«До чего сильное проклятие! Даже заставило ее позабыть о своей повернутости на чистоте и аккуратности», – про себя думаю я и усмехаюсь.
– Разбуйся здесь, – говорю я. – Эльф уберет.
С этими словами я зову Квинни, и передо мной появляется молодая эльфийка, завернутая в аккуратное черное полотенце с крошечным гербом дома Лестрейндж. Пока она убирает грязную лужу под ногами Меды и расшнуровывает моей непутевой сестре ботинки, я приказываю ей подать в библиотеку мясо, сыр, овощи и вино для сестры и сладкий пирог с джемом и чай для меня.
– Я бы советовала тебе расслабиться и попытаться не трястись, – произношу я. – Если ты успокоишься, то не будешь чувствовать себя не в своей тарелке.
Я не смотрю на Андромеду, прохожусь мимо полок с книгами, дохожу до стеллажей, и захожу за один из них. Сестра исчезает из моего вида, я же провожу руками по запыленным корешкам книг. Конечно, в идеале было бы рыться в библиотеке Блэков – куда большая вероятность, что там я найду более конкретную информацию, но в самом деле, не могла же я привести Андромеду в дом моих родителей в Уэльсе!
«Проклятия рода», «История чистокровных семейств», «Семейные клятвы», «Теория темных проклятий»  и еще несколько подобных томов. Я снимаю их с полок, гружу на стопку, и когда выхожу из-за стеллажа, не могу нормально идти, так как практически ничего не вижу из-за нагроможденных книг. Кое-как подойдя к диванам, гружу стопку на журнальный столик, и смотрю на Андромеду.
– Полагаю, для начала этого будет достаточно, – говорю я. В тот же момент появляется эльф с ароматной едой, и от запаха теплого сладкого пирога я чувствую, как рот наполняется слюной. Мысленно радуюсь тому, что Андромеда один из тех людей, перед кем я могу не скрывать свою страсть к сладкому.
Эльф наливает моей сестре ее любимое десертное вино – кажется, я угадала с ним, приказав ему принести то, которое она так любит. Я почему-то краем глаза наблюдаю за ней, и все это кажется мне одновременно до ужаса нелепым, и самое страшное во всем то, что во мне нет дискомфорта.
– Приготовь гостевую спальню, – говорю я эльфу. – Проследи за тем, чтобы было две подушки.
Наверное, это глупость – идти на поводу у сестры, мне бы следовало отправиться в свою спальню, но отчего-то мне кажется, что правильней было бы находиться рядом с ней. Это даже не мои мысли – словно бы что-то подсказывает мне так поступить, и я точно знаю, что это не связано с магией Лестрейндж-Холла.
– Только не перелей вино на книги, – я берусь за свою любимую огромную шашку с мелиссовым чаем. Пождимаю под себя ноги, удобнее усаживаясь на мягкий ковер и открываю «Теорию темных проклятий» на странице оглавления.

Я уже было открываю рот  для того, чтобы ответить, что дом поможет сам, когда будет нужно – так ведь происходит всегда, когда вдруг слышу звук открывающейся двери. Или же нет, открывается она бесшумно – я чувствую ее. И в этот же момент едва ли не подпрыгиваю, словно ужаленная – вся моя прежняя умиротворенность нарушается каким-то сумбуром, из-за чего так и хочется куда-нибудь сбежать. Но нет, это всего лишь мой муж. Входит в помещение так, как будто бы мы его ожидали, и так, как будто бы здесь не происходит ничего из ряда вон выходящего.
Нельзя сказать, что я чувствую раздражение, но то, что мне становится совершенно не по себе – это да. Я отчего-то напрягаюсь, руки вцепляются в подушку от дивана, и я напряженно смотрю в сторону вошедшего Рудольфуса. Мне стоит огромных усилий взять себя в руки, чтобы внешне оставаться спокойной, однако тот, кто знает меня очень хорошо, непременно раскусит, что происходит на самом деле.
К сожалению, оба присутствующих здесь человека, действительно знают меня как облупленную.
- Я думала о том, что это единственное место, где ты будешь в полной безопасности, как и будут в безопасности те, кто тебя окружает, - обращаюсь я к Андромеде ровным, спокойным тоном, изо всех сил стараясь сделать так, чтобы в нем не прозвучало ни капли гнева. – Я уже тебе говорила об этом ранее. Или твоя проблема вызывает еще и провалы в памяти?
Я намеренно не смотрю на мужа. Не будь здесь Андромеды, я бы непременно устроила бы ему выговор, вот только я не привыкла грызться с ним при остальных.
Я не успеваю ничего сообразить, как Рудольфус уже начинает махать кинжалом, схватив руку Андромеды. Я вижу огонек испуга в глубине ее глаза, вижу, как на книги, на пол стекают капли крови.
Тогда впервые за вечер поворачиваюсь к мужу и сверлю его взглядом, пылающим праведным гневом:
- Ты мог бы проявить больше учтивости к нашей… гостье, - произношу я негромко, четко выговаривая каждое слово и в упор глядя на Рудольфуса. Но в ответ на это он только нагло ухмыляется и тянется к мои губам, и прежде чем я успеваю вывернуться, оставляет на них звучный поцелуй. Я снова бросаю на мужа гневный взгляд, мол «Не смей».
Происходит пауза – свет мигает, затем страницы книги переворачиваются сами по себе. Я же никак не реагирую – за много лет в этом доме я отучилась чему-либо удивляться.
Повисает пауза, я смиряю мужа ледяным взглядом, затем поворачиваюсь к сестре, бесцеремонно беру ее порезанную руку и рассматриваю довольно глубокий порез.
- Можно было обойтись и без эффекта неожиданности, - произношу я. – Квинни! Заживляющее зелье сюда, - шиплю я появившемуся эльфу.
Пока эльф возится с рукой Андромеды, я берусь за книгу. Кладу пыльный том к себе на колени, веду рукой по блеклым страницам. Книга пахнет старым пергаментом, кожей, чернилами, и на миг я забываю обо всем, настолько люблю этот запах. Даже чуть усмехаюсь. Впрочем, по мере того, как я читаю строки, моя усмешка гаснет.
- Здесь пишется от том, что нейтрализация любого семейного проклятия может происходить лишь в кругу наложившей его семьи, используя достояния этого рода, - я смотрю на Меду. Мужа по-прежнему игнорирую. Веду пальцем с длинным ногтем по строке. – Здесь пишется о временной нейтрализации проклятия с помощью кроличьей лапки или же зелья феликс фелицис, но никто не знает, насколько долго они смогут сдерживать его. В случае с зельем побочные эффекты никому не известны.
- Мне нужно огорчать тебя мыслью, что без Блэков мы не обойдемся или же ты поняла это самостоятельно?
Говорю, но отчего-то понимаю, что не могу смотреть в лицо Меды. И на мужа тоже смотреть не могу. Мои глаза невидяще упираются в строки книги, а сидеть на месте вдруг становится уж слишком неудобно.
- Я думаю, сейчас стоило бы отдохнуть, утром же разбираться с более трудной проблемой, - произношу я. – Твоя комната готова, Меда.

Я даже не знаю, что мне чувствовать, когда уходит Рудольфус. С одной стороны я находясь в одном помещении с ним и со своей сестрой, я ощущала себя не в своей тарелке, но с другой, сейчас, когда он ушел, я чувствую еще большую неловкость, повисшую в воздухе между мной и Андромедой. Впервые за весь вечер я задумываюсь о том, что это была не такая уж хорошая идея, приводить ее сюда. Кроме того, завтра меня непременно ожидают разборки с мужем, и я ума не приложу, к чему они могут привести.
«Но ничего предосудительного ведь не происходит. Это родители и тетка устроили бы мне скандал, но только не он!», – отчего-то эта попытка успокоить себя кажется мне донельзя жалкой, и я злюсь.
Мне не стоит вспоминать Ирландию, ведь тех событий не было – не помнит Андромеда, не помню и я. А, значит, не запомнит и никто другой. Заклинание стерло все события, а жизнь продолжается. Завтра мы на свежую голову решим, как быть дальше, я сниму это гребанное проклятие, и мы распрощаемся на много-много лет. А Андромеде придется молить все высшие силы о том, чтобы мы больше никогда не пересеклись, и я не лишила ее дочь матери.
Я решительно поднимаюсь, отставляя от себя так и не тронутый пирог – все желание есть пропало. Поднимаю чашку с остывшим чаем, делаю глоток, и ставлю ее на место. Затем направляюсь в сторону выхода из библиотеки, больше не глядя в сторону Андромеды.
– Идем, – произношу я ровным, резко утратившим любое выражение голосом. Сейчас мне больше всего хочется запереться в комнате, и уснуть, не видя ни мужа, ни сестру. Не оборачиваюсь на Андромеду, но слышу, как она поднимается – шорох ее одежды.
- Я останусь с тобой до тех пор, пока ты не уснешь, – произношу я не терпящим возражений тоном. Если Андромеда что-то протестует, то я не обращаю внимание.
Гостевая спальня находится в восточном крыле. Это большая комната, окна которой выходят на каменистые просторы, распростершиеся за домом на многие мили. Стены здесь светло-золотистого цвета, а спокойная тусклая подсветка делает помещение еще более уютным. Кровать стоит у противоположной ко входу стены, уже разобранная, а у изголовья – огромное количество разнокалиберных мягких подушек. По правую руку от кровати мирно потрескивающий камин, по левую – окно, за которым разразилась самая настоящая метель.
– Располагайся, – небрежно бросаю я Меде. – Надеюсь, тебе подойдет одна из моих ночных  рубашек. Я пока приму душ.
За все это время я ни разу не посмотрела на сестру. Направляюсь в сторону ванной комнаты – отчого-то чувствую себя  отвратительно грязной. С удовольствием отмечаю, что на крючке висит мой собственный халат, а на пуфе под ним аккуратно сложенное нижнее белье и ночная рубашка. Внутри меня снова разрастается некое тепло – в адрес этого большого дома, который стремится хоть как-то вселить в меня уют. Ему всегда удавалось меня успокоить.
Поспешно снимаю платье, белье, чулки и залажу под душ. Из магического крана льется теплая вода, приятно согревая тело. Я прикрываю глаза, прислоняюсь голой спиной к теплой стене. Разум принимает отчаянные попытки что-либо понять и во всем разобраться, но я то и дело пытаюсь их заглушить. Если сейчас буду думать, то просто-напросто тронусь умом.
Поспешно намыливаю себя, а после долго и тщательно смываю ароматную мыльную пену. Ловлю себя на том, что хотела бы, чтобы сейчас со мной оказался мой муж. Тогда бы я уж точно не задумывалась о ненужных вещах, а на утро бы полностью и окончательно пришла в себя. Пожалуй, не стоило сегодня так себя с ним вести, наверное, даже следовало  с ним поговорить, объяснить ситуацию и заставить принять в ней непосредственное участие. Нет, с ним не бывает просто, зато путаница в мыслях при нем – куда более привычное состояние, чем путаница в мыслях при той, кто больше мне не сестра.
Выхожу из душа еще более уставшая и раздраженная, чем была, ощущая полнейшую пустоту внутри себя и отчего-то брошенность и забытость. Тщательно вытираю свои тяжелые волосы, вытираю насухо тело, и одеваю легкую хлопковую ночную рубашку до колен и нижнее белье. Кажется,  я уже давно не ложилась спать в таком количестве одежды.
Выхожу в комнату, смерив Андромеду тяжелым взглядом.
- Тебе нужно еще раз в душ? – отчужденным голосом интересуюсь я, усаживаясь на край кровати. Откидываю назад еще влажные волосы, тянусь к тумбочке, взяв расческу, и хоть как-то пытаюсь их расчесать.

Я отчего-то медлю, прежде чем тоже откинуть одеяло и забраться под него. Отмечаю, что оно здесь всего лишь одно – нужно было сказать эльфу, что их должно было быть несколько. Впрочем, размеры этого запросто укутали бы собой три человека, что уж говорить о двух женщинах достаточно небольшого телосложения?
У меня возникает странное чувство дежа вю, словно бы подобное происходило, и неоднократно. Хотя, пожалуй, так оно и  было. Очень давно, просто давно, в прошлой жизни, совершенно недавно. Это совершенно недавно пугает особенно сильно. Особенно ярко в памяти всплывает то, что не должно всплывать, и хочется забыться. Впрочем, каждый раз, когда она оказывается ближе, чем я могу себе позволить, я забываюсь, но совершенно не так, как того требуют мои проклятые принципы. Я словно бы чувствую невидимые потоки магии, идущие от нее, и в тот миг, когда я ворвалась к ней в номер, они словно бы стали нитями, привязавшими ее ко мне. Это и пугает, и придает желания как можно скорее разобраться и покончить с этим.
Я намеренно пропускаю мимо ушей фразу о том, что мне хочется сжить ее со свету, хотя это не мешает мне заскрипеть зубами. Что это? Пожалуй, реакция на ее вечное высокомерие и спесь, которую она пытается скрыть за наигранной простой. Раздражение от того, что она отказалась от того, кто она есть и никак не хочет признавать  очевидных фактов. Никогда не хотела – неблагодарная узколобая дура.
– Мы будем делать то, что потребуется для того, чтобы вытащить твою задницу из этой передряги, – рычу я.
Вообще-то секунду назад я думала ее успокоить и сказать о том, что я не собираюсь настолько сильно рисковать своей репутацией, чтобы вместе с Медой соваться на площадь Гриммо. Как всегда, ничего не получилось. С ней ничего и не получается. Лишь только беситься ради того, чтобы сгонять свою злость на магглах в подворотне какого-нибудь грязного переулка.
Я забираюсь под одеяло медленней, чем делала бы это в привычной ситуации, и чувствую себя более чем неуютно. Остаюсь лежать на краю кровати, сцепив зубы, и так и не опускаю подушку. Мимолетно думаю о том, что как только Меда уснет, я уйду отсюда и переберусь в нашу с Рудольфусом спальню, пусть даже он отправился на дежурство в Ставку.
Но как только я чуть ниже опускаю голову, свет гаснет, окрашивая комнату в непроницаемый мрак.  В Лестрейндж-Холле так всегда – если темнота, то кромешная.
– Знаешь, я бы посоветовала не решать за меня, чего хочется мне, а чего не хочется, и хотя бы какое-то время не быть такой сукой, – в темноте мой рык даже мне кажется каким-то особенно зловещим.
Я сильнее укутываюсь в одеяло, и пусть все еще лежу на краю кровати, близость Андромеды чувствуется особенно ярко. Я поворачиваюсь к ней спиной, зачем-то заправляю за ухо еще влажные спутанные локоны, и съеживаюсь.
– Конечно, сейчас ты, скорей всего, встанешь и станешь собираться, решив податься восвояси, отдавая случаю свою жизнь, решив, что лучше где-нибудь подохнуть от упавшего на голову кирпича, чем позволить мне помочь тебе теми методами, которыми я могу это сделать?
Я перекатываюсь на спину и поворачиваю голову к Андромеде, внимательно вглядываясь в ее профиль. Вижу, что с момента нашей прошлой встречи она постарела – у глаз, у губ появились морщинки, хотя ведь прошло не так много времени. Сама не замечаю, что оказалась слишком близко к ней – под одеялом соприкасаются наши плечи. Я даже чувствую ее запах – это, как всегда, травы, и чистота. Наверное, если бы когда-нибудь меня спросили о том, как пахнет чистота, я бы вспоминала только Андромеду.
Она кажется не просто теплой – от ее тела исходит жар, и от этого мне и неуютно, и по коже расходится совсем необычная дрожь. Откидываю с груди одеяло, чуть сжимаю его руками, облизываю пересохшие губы.
– Постарайся хотя бы на этот период приубавить свою спесь и вжиться в роль мирной магглолюбки, а свои внутренние противоречия припасти до того момента, когда мы встретимся в следующий раз, и я не промахнусь Авадой? Если встретимся, – шепчу я, и с удивлением замечаю, что в моем голосе видятся совершенно странные интонации. Даже для меня самой.
Снова облизываю губы.
– Будешь ведь хорошо себя вести? – моя рука под одеялом ползет в сторону, мизинец словно бы невзначай дотрагивается до ее ладони.
Чуть больше поворачиваю в сторону голову, оказываюсь к ней настолько близко, что ее волосы щекочут мне нос. Непроизвольно морщусь.
– Мы можем назвать это временным перемирием. Твоими словами.
Только потому что я хочу убить тебя еще более изощренным способом.

***

К утру метель стихает, но снегопад не прекращается. Первое, что я вижу, открывая глаза после сна – это густую снежную стену, стоящую за окном дома, и за ней нельзя разглядеть ни пустынные дали Йоркшира, но даже старые деревья, растущие недалеко от окна. Я тут же вспоминаю, что происходит, и сразу же осознаю, что нахожусь не в своей спальне. Хотя мне нужно еще несколько мгновений на то, чтобы прийти в себя после мысли о том, зачем я это делаю и когда мне в голову настолько ударило безумие, что я оказываюсь в одной постели с Андромедой.
Она все еще спит, лежит рядом, уткнувшись лбом мне в плечо, поджав под себя ноги. Она всегда любила прижиматься ко мне во сне. Возможно, это должно было меня раздражать, но с самого детства я настолько привыкла к этому, что перестала обращать внимание. Странным является то, что сейчас я и не отвыкла. Так, как будто бы этих десяти лет и не было.
«Года, всего лишь года», – зачем-то напоминаю я себе.
Эта мысль заставляет меня подняться, резко сдернув с себя одеяло и частично раскрыв Меду – оголив ее плечи и немного небольшую грудь, прикрытую скрещенными на ней руками. Она всегда предпочитала спать без одежды, как и я, вот только время от времени ее близость в таком виде меня несколько смущала.
Обойдя стороной тапочки, я иду в сторону ванной комнаты. Краем глаза отмечаю, что часы показывают десять утра, а это означает, что Рудольфус, скорей всего вернулся домой. И, скорей всего спит непробудным сном – это хорошо.
В душе мне не удается расслабиться, поэтому я поспешно поливаю себя горячими струями воды, придерживая свободной рукой волосы, чтобы не намочить их, затем же поспешно вытираю себя полотенцем. Обнаруживаю, что мой халат остался в комнате, поэтому мне ничего не остается, кроме того как завернуться во влажной полотенце и вернуться в комнату.
Андромеда все еще спит, и я решительно подхожу к ней.
– Проснись и пой, сестренка, – произношу я ей на ухо, склонившись над ней, прекрасно зная, как она ненавидит, когда я называю ее «сестренкой». Прим этом на моих губах появляется кривая ухмылка. С меня падает капля прямо на плечо Андромеды – кажется, я не слишком тщательно вытерлась, а ухмылка на моем лице становится шире.
Когда вижу, как она приоткрывает глаза и смотрит на меня, моя усмешка постепенно меркнет, сама не знаю, почему.
– Нечего разлеживаться, нам сегодня нужно многое успеть, – отхожу на шаг назад, затем же зову домового эльфа, приказывая ему подать завтрак прямо сюда, в спальню.
Отхожу от окна, разворачиваю на себе полотенце и откидываю его на одно из кресел, поворачиваюсь к Меде боком. На соседнем же лежит новый комплект белья, простое темно-синее платье и теплая мантия.

Когда Андромеда уходит в душ, я неспешно перебираю руками кружевное белье, и также быстро, не спеша, надеваю его – бюстгальтер, трусы, и когда тянусь к колготкам, слышу голос сестры из душа. «Что эта растяпа снова учудила?», – думаю я почти с раздражением.
– где у тебя тут полотенца проживают?
Откуда я знаю, где в этой комнате проживают полотенца? Обычно домовые эльфы аккуратной стопкой складывают мягкие полотенца в небольшом шкафчике в ванной комнате, смежной с нашей с Лестрейнджем спальней. Что же происходит в других помещениях дома, я не в курсе.
– Квинни! Где, тебя, носит, мать твою сморщенную?! Где все полотенца?! – обращаюсь я к появившемуся с огромным подносом эльфу. – Сейчас же принеси, лентяй!
Эльф ставит поднос, и подобострастно, кланяясь, исчезает, обещая, что все будет сделано наилучшим образом, как приказывает хозяйка. Я награждаю существо пинком под зад, и он исчезает. Появляется через несколько секунд со стопкой мягких полотенец, новой зубной щеткой, комплектом чистого женского белья из тонного шелка и еще кое-каких косметических средств. Я отбираю у него предметы, приказываю сгинуть с моих глаз, сама же направляюсь в сторону ванной комнаты, где перестала плескаться воды. Беспардонно открываю дверь, вхожу в помещение.
Андромеда без одежды стоит на полотенце, которое тщетно пытается впитать в себя лужу воды. Смиряю эту картину взглядом, затем же медленно поднимаю его вверх, скользя взором по ее телу, хотя при этом остаюсь совершенно невозмутимой. Опять же – чего я должна стесняться?
– Прошу, – передаю ей полотенца, белье и косметику. – Если нужна одежда, то поищем что-то среди моего – все равно я большую часть своих тряпок даже в глаза не видела, и уж тем более вряд ли когда-либо одену.
В ванной настолько душно, что несмотря на то, что я почти без одежды, мое тело покрывается испариной. Смиряю Андромеду насмешливым взглядом.
– Мне остаться здесь и продолжать тебя смущать, как малолетку или покинуть тебя, но дать прекрасную возможность расшибить лоб, а после взорвать это крыло дома? – в моем голосе слышится нескрываемая насмешка. Я скрещиваю руки на груди и в упор смотрю на Андромеду.
Спустя несколько секунд начинаю  медленно пятиться  к двери.

– Ты можешь хотя бы на полчаса убить в себе суку?
– Нет, не могу, – в тон ей отрезаю я. – Так что терпи или подых…
Не успеваю договорить, как Андромеда поскальзывается на луже воды и каким-то образом оказывается на мне. Мне приходится выставить руки перед собой и поймать ее, чтобы мы обе не убились на мраморном полу ванной комнаты. Проходит несколько секунд молчания, после чего я смотрю на Андромеду снизу вверх самым невозмутимым взглядом, на который только способна.
– А это тебе за суку, – отмечаю я сухим голосом. Хочу ее поднять, но она оказывается тяжелее, чем кажется.
Лучше стой рядом и ради всего святого - ничего мне щас не говори! – я даже чувствую ее дыхание на своем лице, по коже чуть расходятся мурашки, но не более того: то ли я слишком хорошо держу себя в руках, то ли мне это действительно безразлично.
– А жаль, – пожимаю плечами, делаю рывок и помогаю ей стать на ноги. – А я ведь уже хотела сделать замечание о том, какой тяжелой ты стала.
Андромеда же двигается к выходу из ванной, а я позволяю ей вести себя за собой.
– Квинни! – снова я зову эльфа, и он появляется передо мной. Запыхавшийся, но, как всегда, готовый услужить. – Принеси несколько моих платьев из правой секции шкафа. Тех, которые будут наиболее меньшими по размеру. Давай-давай, быстрее.
Когда эльф исчезает, я поворачиваюсь к Меде.
Она все еще в полотенце, смотри на меня с этой насмешливой гадкой улыбкой, за которую я всегда готова была придушить Андромеду!
– мы можем начать с трусов.
Смиряю ее уничтожающим взглядом и поворачиваюсь к сестре спиной, дабы  взять платье.
– Насколько я знаю, ты больше предпочитаешь, чтобы я снимала с тебя эти самые трусы, так что, думаю, с обратным действием ты прекрасно справишься сама, – разворачиваюсь к Андромеде, намеренно рассматриваю ее тело после того, как она скинула полотенце, и накидываю на себя платье через голову. Застегиваю за спиной молнию, затем сажусь на кровать, задираю юбку, чтобы надеть колготки.
– К тому же, мне уж слишком нравится все делать вопреки тебе, – поднимаю на ноги, поправляю резинку колготок, опускаю и разглаживаю синюю атласную юбку.
Тем временем приходит эльф и раскладывает перед Андромедой мои наряды, которые, если честно, я даже не знаю, откуда и когда взялись в моем гардеробе. Отдергиваю рукава, чтобы спрятать Метку. Про себя думаю о том, какая же я идиотка, что прежние полчаса расхаживала здесь с открытыми предплечьями, и, знак, скорей всего, не ускользнул от взгляда Меды.
Пока Меда одевается, я устраиваюсь на все еще разобранной кровати, поджимаю под себя одну ногу и поедаю круассаны, которые принес эльф на подносе с завтраком. Также на нем находится дымящийся кофейник, омлет с беконом, творог, джем и ломти свежеиспеченного хлеба. При этом я пристально наблюдаю за каждым движением сестры, и намеренно задерживаю взгляд на ее груди, заднице и промежности – до тех пор, пока она не выбирает одно из платьев и не оказывается полностью одетой.
– Лучше бы поспешила,  так как кофе остывает, а туда, куда мы собираемся отправиться лучше прийти как можно раньше, – говорю я, облизывая пальцы от сладкой глазури.  Затем облизываю губы. Тянусь за хлебом, чтобы намазать его джемом.

- Ты вообще собираешься посветить меня в подробности нашего эпохального похода?
– Нет, – просто, но твердо отвечаю я. – Мы пойдем туда, куда следует, переговорим с тем, с кем следует и сделаем то, что следует. Если потребуется, наложу на тебя Империус, чтобы меньше открывала рот.
Произношу слова об Империусе так, словно бы это в порядке вещей, словно бы я каждый день обсуждаю со своей сестрой-не-сестрой, количество наложенных мною Непростительных проклятий.
Там, в той короткой реальности в моем доме в Ирландии она знала об этом, и это ее ни капли не напугало. А как она отнесется к этому сейчас?
Признаться, это была бы потрясающе интересна игра. Но нет. Нет, конечно же. Сейчас я не могу себе позволить лишних действий, к тому же таких, которые могут поставить под риск все остальное.
- Я не пойду к Вальбурге.
Вдруг отмечаю, что Андромеда находится слишком близко, наши плечи соприкасаются, и отчего-то по моему телу снова проходит дрожь, вот только на этот раз она длится куда дольше, и я рефлекторно отодвигаюсь.
– Ты… – начинаю я, а после резко замолкаю. Одну игру я не могу себе позволить, зато могу позволить иную. Ведь первое время ей можно не говорить, чего сегодня Вальбурга и Орион отправились в Уэльс к моим родителям, а подобные визиты длятся по меньшей мере три дня. Что касается Регулуса, то он снимает квартиру недалеко от площади Гриммо, но в связи с его недавним вступлением в Пожиратели Смерти, не так часто бывает в родном доме.
Посмотреть на панику Андромеды для меня всегда было правым делом, поэтому я лишь усмехаюсь уголками губ и качаю головой.
– Я же сказала – пойдешь туда, куда нужно, – я выгляжу совершенно невозмутимой. С куска хлеба соскальзывает капля малинового джема, но я успеваю поймать ее пальцем. Слизываю с него лакомство, улыбка моя становится чуть шире.
- Собираемся, - произношу я тогда, когда поднос почти становится пустым. Встаю с кровати, хватаю с кресла шерстяную мантию, и направляюсь к выходу. - Поторапливайся, иначе заблудишься, а дом ведь может захотеть еще и пошутить.
На первом этаже я обуваю сапожки на небольшой каблуке, зашнуровываю их, и наблюдаю за тем, как собирается Андромеда. На шею повязываю шарф, прикрывая декольте, закутываюсь в мантию и накидываю непромокаемый плащ с капюшоном.
Вообще-то мы могли бы пойти через каминную сеть, но лучше не рисковать, чтобы Андромеда не выкинула ничего неожиданного. Но мы выходим на улицу, где нас тут же обдает морозным воздухом, на лицо тут же попадают густые хлопья снега. Я иду чуть впереди, но слышу, что Меда не слишком-то отстает - я слышу, как под ее ногами хрустят снежинки.
- Возьми меня за руку, буду аппарировать, - произношу я, когда мы минуем ворота Лестрейндж-Холла. После этого, не дожидаясь ответа Меды, я хватаю ее за руку, резко притягиваю к себе, обвиваю руками ее талию и с силой прижимаю к себе. Мне кажется, что даже через слои одежды я чувствую, как бешено стучит ее сердце.
А потом раздается хлопок и мы оказываемся в другом месте. Здесь почти нет снегопада, зато лежат высокие сугробы, а над площадью Гриммо сгустились низкие тучи.
- Вот мы и на месте, - усмехаюсь я, но Меду от себя не отпускаю. Шагаю к крыльцу дома №12, достаю из кармана ключ, а когда подхожу - засовываю в замочную скважину. Несколько раз поворачиваю ее там, открываю дверь, и подталкиваю вперед Андромеду.
- Дамы вперед!